Воркутинские синоптики назвали самое грозное и интересное природное явление за всю историю наблюдений.
7 февраля 1990 года в семь часов утра ничто не настораживало воркутинцев: легкий мороз, относительно небольшой ветер скоростью 12, порывами 15 метров в секунду. В восемь утра небо оставалось чистым, снега не было, но скорость ветра увеличивалась с каждым часом. Днем порывы достигали уже 25 метров в секунду. Началась так называемая низовая метель, без осадков.
Утром 8 февраля пошел снег, и видимость стала стремительно ухудшаться: в семь утра она составляла полтора километра, а к десяти упала до 300 метров. Днем стрелки анемометров стабильно держались у отметки 25 метров в секунду, различить происходящее можно было только на расстоянии 200 метров. В 20 часов скорость порывов ветра уверенно перешагнула отметку 30, и к полуночи свистело со скоростью 36 метров в секунду, видимость упала до 50 метров. А в пять утра 9 февраля синоптики отметили в журнале наблюдений видимость менее 50 метров, и такой она оставалась 12 часов, до вечера. Ветер весь день дул со средней скоростью 25 метров в секунду. Кстати, именно поэтому метель называют «квадратной»: все это время столбики термометров держались на отметке минус 20 градусов, то есть значения температуры и скорости ветра были примерно одинаковыми.
В 18 часов 9 февраля стихия успокоилась, скорость ветра не превышала 15 метров в секунду, видимость увеличилась до 700 метров. В полночь над Воркутой веял легкий бриз – 9 м/с. В те дни в Воркуте с рабочим визитом находился председатель Совета Министров СССР Николай Рыжков. Интересно, что «рыжковская» метель повторилась ровно через год, день в день 7 февраля 1991 года. Пурга была короткой, но жесткой: стрелки анемометров прыгали до отметки 40 метров в секунду. Основной удар стихии пришелся на ночь, и после изменения направления ветра и похолодания возникла реальная угроза для системы водоснабжения города.
Разве такое забудешь? Это сюжет для настоящего отечественного фильма — катастрофы, Голливуд отдыхает! С работы нас отпустили в 12. С Цемзавода до Совхоза ехали часа два, потом сидели в пробке на переезде. Водитель автобуса сказал, что дороги нет и попросил выйти из салона. Когда вышли, уже было темно, ветер дул с такой силой, что стоять было невозможно. Мы летели, сцепившись руками и перебирая ногами. Нас куда — то несло и неожиданно прибило к двери какого — то здания. Из белого марева отчётливо виднелась дверная ручка. Толкнули дверь и нам открылось тёплое, сумрачное, жужжащее пространство, в котором сидели, лежали, ходили люди — такие же претерпевшие от стихии люди, как мы. Они спросили с иронией: кого это к нам прибило? Оказалось, это совхозная бойлерная, маленький островок тепла и безопасности среди ревущей стихии… Местные жители оказали нам, спасённым, гостеприимство, поделившись хлебом и молоком. Через сутки нас вывезли на вездеходах в лётную часть за Октябрьским, потом в Загородний, оттуда на крытой военной машине — в город. Офицер, прибывший на вездеходе, кажется, майор, крепко ругался и сказал, что если бы не эти…, на которых бросили все вездеходы, то вывезли бы вас раньше. По городу шла пешком. Местами пролетал шифер. «Кобры» возле Дворца пионеров были согнуты и прижаты к земле. В Загороднем, возле ворот воинской части сиротливо лежали несколько трупов, ничем не прикрытые… И ещё два возле переезда, где совхоз. Один запомнился особенно: это была женщина, ветер трепал, пытаясь сорвать, полу её малинового, видимо, красивого пальто, а она продолжала беспомощно лежать, присыпанная неожиданно чистым, несметаемым снегом… Погибшую швырнуло порывом ветра в бок тепловоза, а могло бы и к двери бойлерной…